В "Российской газете" состоялся просмотр фильма Александра Зельдовича "Мишень", гала-премьера которого прошла на Московском кинофестивале.
Действие происходит в Москве 2020 года. По дороге Москва - Шанхай тянутся вереницы трейлеров, люди учат китайский, потребляют только полезную пищу и мечтают стать вечно молодыми. И вот группа персонажей новой "элиты" летит на Алтай, где некий объект под названием Мишень дает желающим вечную молодость…
После просмотра режиссер ответил на вопросы журналистов "РГ".
РГ: Чем вас заинтересовал именно этот текст Владимира Сорокина?
Александр Зельдович: А текста не было. У Сорокина есть рассказ "Мишень", но он к этому сюжету не имеет никакого отношения. И даже название пришло не из рассказа - это технический термин. Причем, когда мы начали писать сценарий, мишени тоже не было и в помине. Были персонажи, и было ощущение, что все они должны куда-то поехать. И там должно быть Нечто. И это Нечто должно с ними что-то сделать. Мы стали думать, что это, собственно, может быть. И в итоге возникла Мишень.
РГ: Иначе говоря, сюжет рос как дерево - естественно. Это чувствуется в фильме, он интригует каждым кадром: что будет дальше, куда все пойдет?
Зельдович: И тем не менее, я понимаю, что возник фильм непонятного жанра, выстроенный как бы вопреки канонам.
РГ: Он заставляет думать о природе такого понятия, как свобода. И о том, что свобода говорить, свобода любить в обществе всегда наказуемы.
Зельдович: Свобода, на мой взгляд, - это не плавание по течению. Вот мы сейчас ринулись к свободе чисто телесных потребностей, а на самом деле свобода - довольно трудная задача, она всегда связана с усилием, с выбором, с принятием решения. Я недавно перечитал Мамардашвили, который у нас читал лекции на четвертом курсе. Тогда все это казалось не очень актуальным, а сейчас выяснилось, что - более чем современно: стройная, жесткая этическая концепция. Человек как биологическое существо на 95 процентов - животное. И только пять процентов делают его человеком. Мы становимся людьми, когда побеждаем в себе биологическую, природную, стихийную свободу, когда окультуренная часть нашего существа, которая требует усилий, берет верх над животным началом. Так что свобода - это не парение во сне, это невероятные усилия. И вы правы: фильм кончается темой свободы. Герои приняли трудное решение расстаться, потому что для свободной мысли, не зависимой от того, что думают окружающие, нужно усилие.
РГ: И все-таки - про что кино?
| Видео: Сергей Минабутдинов |
Зельдович: Было бы интереснее, если бы вы мне рассказали, про что кино.
РГ: Всякая настоящая фантастика - метафора. Ваш фильм - одна из интереснейших метафор в фантастике. Метафора философская, метафора о человеке. О том, что с нами происходит, часто лучше всего говорит художнический анализ, художническая рефлексия. Такая "мишень" бывает в жизни у каждого. Вы сделали замечательную работу, которая волнует и заставляет думать. И у вас прекрасный союзник - актер Максим Суханов. Он по природе - как бы "усилитель" философской мысли.
Зельдович: Он выдающийся артист, ему нужны выдающиеся задачи и чем больше этих задач ему выпадет в течение его творческой карьеры, тем лучше.
РГ: Роль 52-летней молодухи поразительно играет Нина Лощинина. Расскажите о ней.
Зельдович: Божественная актриса, и я очень хочу, чтобы у нее сложилась карьера. Она закончила ГИТИС, снялась в нескольких фильмах, но в театре работать не хочет и параллельно учится на экономическом.
РГ: Значит, есть опасность потерять ее как актрису? Экономистов много, а хороших актрис - наперечет.
Зельдович: Поэтому было бы крайне обидно. Но она девушка самостоятельная.
РГ: Почему в ролях русских персонажей вам понадобились иностранные актрисы - Джастин Уоделл, Даниэла Стоянович?
Зельдович: Я не искал специально иностранных актрис. Мы долго не могли найти исполнительниц, и вот кто-то, работавший с Даниэлой на съемках фильма Владимира Мотыля "Багровый цвет снегопада", привел ее к нам. Она так прочитала монолог, что оператор разрыдался и выскочил из комнаты. И все было решено.
РГ: А Джастин?
Зельдович: Ее предложила наш кастинг-директор. Я раньше ее в кино не видел, только фото. Она училась в Кембридже и получила премию на Эдинбургском фестивале за лучший дебют, ее стали звать в кино, она очень много снималась, даже у Питера Богдановича.
РГ: А как она ухитрилась по ходу съемок выучить русский язык так, что роль озвучивает сама и практически без акцента.
Зельдович: Она училась по русским классическим фильмам. Читала "Евгения Онегина" в подлиннике.
РГ: В фильме замечательно стерильное изображение - футуристическое, но нежилое, расчеловеченное.
Зельдович: Но, по-моему, в нем нет эстетизма ради эстетизма - ведь так? Я хотел, чтобы картинка была простой, хотя эта немудреность сделана довольно сложно.
РГ: Она незахламленная, очищенная. Жить в этом пространстве невозможно.
Зельдович: Герои ведут очень здоровый образ жизни, живут без микробов, у них все очень полезно. А счастья - все нет.
РГ: У фильме сложилась фестивальная судьба?
Зельдович: Он был в Берлине, сейчас я показывал его в Сиднее. Понимаете, всем непонятно, это артхаус или фэнтези? Он в нынешнем фестивальном контексте стоит особняком, и это создает трудности. В Европе для философских фильмов нет бюджетов. В СССР Тарковскому на такие сюжеты давали деньги, но сегодня такое невозможно нигде. Поэтому я так ценю отвагу Дмитрия Лесневского, который не побоялся рискнуть и запустить такую картину.
РГ: Первое ощущение от фильма: какое счастье, что нет надоевшей чернухи, обшарпанных стен, серых лиц, всеобщего алкоголизма. Ведь уже двадцать лет этого беспробудно серого отечественного кино!
Зельдович: Вообще-то за эти двадцать лет страна сильно изменилась: в ней словно сделали евроремонт. Города стали другими.
РГ: А интерьер нашего кино остался прежним - серым и тусклым. За то, что вы сумели вырваться из этой серости - отдельное спасибо.